«А мы уйдём на север!»

 

Принято считать, что русские очень похожи на итальянцев. Дескать, такие же открытые, эмоциональные и безалаберные. Однако на проверку подобная параллель оказалась сильно искривленной: «широка страна моя родная», и несправедливо пытаться измерить всю её одной маленькой Италией. Возможно, жителям южных регионов России действительно близки поведенческие особенности и мировоззрение европейских собратьев по климату, но Петербург крепко стоит (и даже настаивает) на северной позиции.

К Скандинавии здесь испытывают не просто дружеские, а прямо-таки родственные чувства. Помните, у Андерсена, «Было когда-то на свете двадцать пять оловянных солдатиков; все сыновья одной матери – старой оловянной ложки, – и, значит, приходились они друг другу родными братьями»? Так и Санкт-Петербург был основан на отвоёванной у Швеции территории, являя собой воплощённый в камне символ перелома в ходе Северной войны, а близлежащие территории мы делили с финнами на протяжении столетий. Дальше – больше: набивший оскомину, далёкий от изначального прообраза, но необычайно живучий статус «Северной Венеции» носят аж пять городов Скандинавии: шведские Стокгольм и Бурос, датские Копенгаген и Борнхольм, а также норвежский Тронхейм. Питерские дети грезят о героях книг Туве Янссон про Мумии-троллей, подростки – о героях финской сцены с нарочито растёкшейся тушью, женщины – о надёжном, плечистом скандинаве, а мужчины – о домике в чистеньком, причесанном северном лесу.

Италия хоть и занимала особое место в академической Петербургской культуре, но всегда была скорее неким обобщённым концептом «прекрасного далёка», тогда как в близкой (во всех смыслах слова) Скандинавии мы видим что-то вроде улучшенной, более цивилизованной версии самих себя, подобно тому, как школьницы вырезают из журналов фотографии Рианны или Тайры Бэнкс, но копируют поведение и манеру одеваться своих старших сестёр или мам. Из всех бытующих в мировых культурах стилей жизни, скандинавский импонирует нам больше всего: привычная северная природа, но вроде как изобильней; излюбленные нами досуги, но цивилизованней; города, напоминающие наш, но чище; люди, похожие на нас, но приветливее. Тот самый случай, когда «в гостях чувствуешь себя, как дома».

Возможно, подобное проникновение в близкую культуру является наиболее плодотворным способом «подтянуть» собственный уровень без свойственного нам впадения в крайности и самоотрицания, ставшего нашей второй натурой. И первое, и второе, как известно, являются состояниями не только непродуктивными, но и деструктивными.

Пётр прорубил окно в Европу. Зачем? Собственно, за тем же, зачем вообще нужны окна. Чтобы знать, что происходит снаружи, какая погода, не собирается ли дождь. Чтобы создать ощущение простора, единства с миром, и, одновременно с этим, осознать свою независимость и защищённость. Поэтому я убеждена, что миссия Санкт-Петербурга изначально заключалась не в подражании Западу, а в поддержании диалога с ним, ведь в изоляции невозможно найти тот самый «русский путь», о котором так радели славянофилы. Сейчас, когда Петербург всё чаще проявляет себя, как «столица русской провинции», особенно важно не выпадать из мирового контекста.

Мы многое перенимаем у своих соседей, пока, правда, в основном элементы декора: уже который год IKEA учит нас экономить место, H&M – экономить деньги, необычайно популярны финские сауны, а так называемый свитер фасона «норвежский рыбак» стал одним из базовых элементов гардероба многих петербуржцев. Хочется верить, что внешняя упорядоченность является первым шагом к гармонизации нашего вечно мятущегося нутра. Ведь не даром нас учили в детстве: чтобы успешно выполнить домашнюю работу, нужно, прежде всего, убраться на своём письменном столе.

 

опубликовано: 18.03.2012

Главная / Beauty lounge / P.(етербургский) S.(тиль) / ▒